(по данным Интернет-источников)
Всем жителям нашего города известно место Брестского гетто… Массовые убийства еврейского населения начались в Бресте в конце июня 1941 года, вскоре после того, как немецкая армия вошла в город. После того как в первые дни войны немцы заняли Брест, эвакуироваться не успел почти никто из жителей города, включая его еврейское население.
По городу были развешены предписания работоспособному еврейскому населению явиться на биржу труда. Немногие, кто откликнулись на ловушку, были отведены в Брестскую крепость и после нескольких мучительных дней без воды под палящим солнцем расстреляны. Потом — были целенаправленные облавы на мужчин: немцев интересовали самые молодые и крепкие, а также интеллигенция – те, кто был способен сопротивляться и организовывать сопротивление. До конца 1941 года по городу уничтожили 5,5 тысячи евреев, а общину обложили контрибуциями, размеры которых постоянно росли. Уничтожать гетто не торопились: община собирала драгоценности, выкупая для себя лишние недели и месяцы на земле.
К середине декабря 1941 года еврейское население Бреста было изолировано в двух гетто – большом, ограниченном нынешними улицами Советской, Маяковского, Кирова и Машерова, и малом, по другую сторону Московского шоссе — вдоль улицы Интернациональной. За порядок внутри гетто отвечал созданный немцами орган еврейского самоуправления – юденрат. Запертыми в границах улиц было, по разным данным, от 20 тыс. до 27 тыс. человек. Гетто просуществовало меньше года — до 15 октября 1942-го…
Всех узников обязали носить на одежде опознавательные знаки – полукруглые желтые латы. На евреев было наложено много запретов: покидать гетто, кроме как под конвоем на работу, пользоваться тротуарами, посещать школы. Под угрозой расстрела в гетто воспрещалось жениться и заводить детей.
События преступлений в Брестском гетто ярко описаны в книге Василия Сарычева «В поисках утраченного времени». Очевидец событий Георгий Карпук вспоминал, что страшный голод, обрушившийся с образованием гетто на брестских евреев, приводил некоторых к самоубийству или желанию насильственной смерти. Из гетто ежедневно вывозили трупы. Так было во всех гетто, которых только в Беларуси насчитывалось 163. К примеру, в Пружанах в декабре 1941 года от недоедания, каторжного труда и побоев умерла треть из 18 тысяч узников.
Кормильцами многих семей стали дети, до десятилетнего возраста не носившие желтых лат. Живший неподалеку от малого брестского гетто Сергей Макаренко не раз был свидетелем того, как из-под проволоки гетто через улицу Советскую на базарчик стрелой выскакивали еврейские мальчишки – что-то скоренько обменять и метнуться обратно. Другие просили подаяния, добывая таким образом крохи съестного для себя и родных. Потом охранники стали охотиться на таких ребятишек: в лучшем случае избивали, в худшем – стреляли.
Осенью 1942 года на гетто наложили очередную контрибуцию в золоте, серебре и бриллиантах. Этими повторяющимися акциями с угрозами, взятием заложников, немцы забрали все ценности, хранившиеся узниками «на черный день». Когда откупные и трудовые возможности общин исчерпались, пробил час уничтожения и расстрела на Бронной горе.
В начале октября в зале городского театра офицерами СД и гестапо был проведен инструктаж полиции и жандармерии по части действий при ликвидации гетто. Ныне установлены непосредственные организаторы кровавой акции – начальник Брестского областного бюро полиции майор Роде, начальник 1-го участка полиции Бреста лейтенант Гофман, заместители начальника Гольтер, Грибер и Бос, начальник 2-го участка полиции лейтенант Прейзнигер, начальник криминальной полиции СД обершарфюрер Завадский, заместитель начальника СД оберштурмфюрер Цибель.
На исходе ночи с 14 на 15 октября в центр города съехалось множество крытых брезентом машин с автоматчиками и мотоциклистов. Гетто было окружено, через каждый метр – жандарм или полицейский, у трех ворот – пулеметы. По команде включились сотни фар и прожекторов, группы карателей с криками и стрельбой ринулись внутрь, врываясь в дома, прочесывая кварталы. Стоял страшный шум. Как рассказал находившийся в тот момент в городской тюрьме (два квартала от гетто) Георгий Карпук, заключенные решили, что в город ворвались партизаны.
…На протяжении наступившего и двух последующих дней евреев выводили на Московскую и колоннами гнали в сторону крепости. Падавших убивали короткими очередями. В районе нынешнего Музея паровозов несчастных ждали товарные составы. Вагоны набивались людьми до невозможности вздохнуть.
Вспоминает Полина Головченко (ее и многие другие свидетельства находятся в архиве Е.С. Розенблата, автора книги о брестской еврейской общине): «…Они шли, взявшись за руки, молча. Шагах в двадцати впереди колонны двигался брестский раввин. Помню, на нем была фиолетовая шапочка, какие носили все религиозные евреи, и короткое такое пальто. Немцы-конвоиры спустили на раввина собак. Псы скачут, рвут, за бороду хватают, а он хоть бы рукой двинул. Идет молча и даже не отбивается. Народу по краям шоссе было много. Стояли, смотрели, как евреев ведут. Кто жалел, а кто и посмеивался. Но тут люди зашумели, заволновались, и немцы собак убрали…»
Георгий Карпук: «Московская была густо устлана трупами, мы через них переступали. У меня закружилась голова, стошнило. Дошли до улицы Карбышева, там человеческие тела были кем-то свалены в кучу. Люди лежали с открытыми глазами, будто смотрели в небо… Нас погнали за лопатами и заставили копать. Вырыв огромные ямы, мы под дулами автоматов стали переносить убитых…»
Розыск и расстрелы чудом уцелевших евреев продолжались в городе еще месяц. Полиция прочесывала подвалы и чердаки домов опустошенного гетто. Колодцы опутали колючей проволокой так, чтобы прятавшиеся не могли набрать воды.
Рассказывают и про сам расстрел евреев, вывезенных в район ст. Бронная Гора. 81 вагон доставил из Бреста 17 тыс. евреев — по 210 на вагон. По свидетельству водителя полицейского батальона, из вагонов выбрасывали трупы умерших в дороге. Мертвые могли появиться от истощения и сильной давки при малом доступе воздуха», – сообщил послевоенной комиссии начальник станции Роман Новис.
До этого были привезены эшелоны из Антополя, Дрогичина, Кобрина, Пинска. У вагонов заставили раздеться и погнали к ямам 200 метров. На месте ям сейчас – огороженный пятачок с двумя памятниками. Общий для всех валун и частный, установленный воссоздателем брестской общины Шлемой Вайнштейном.
По возвращении с фронта Шлема Ошерович узнал, что остался один на свете.
Незнакомые люди жили в его родительском доме и в сотнях других домов. Не стало еврейских лавочек и мастерских…Из 23 тысяч евреев, что составляли довоенную общину, не осталось никого! «Я знал, что много убито, но то, что убиты все, не приходило мне в голову. Не только мои отец и мать, и мои три сестры, и два брата, но и все, кого я знал. Я вернулся и узнал здешних котов, собак, камни на улице. И ни одного еврея…»
Ям было несколько, четырехметровой глубины и длиной с корабль. Жертв укладывали на дне лицом вниз плотно друг к другу и расстреливали. Каждый следующий ряд укладывался поверх – так до заполнения. Ямы пересыпали известью и закопали. Экзекуция началась около восьми утра и закончилась вечером.
После войны жители рассказывали, что еще несколько дней шевелилась земля и все было пропитано кровью. Целый город, 50 тысяч в одной могиле – как все население довоенного Бреста.
А весной 1944-го, перед отступлением, немцы решили замести следы. При станции создали рабочий лагерь, заключенные которого две недели раскапывали и жгли трупы. А в конце настал их черед…
Житель Бреста Владимир Николаевич Губенко, ныне 86-летний, с 1941 по 1944 г.г. проживший у бабушки и избежавший оккупации в Бресте, по приезду в Брест в 1944 году — много лет запоминал рассказы очевидцев: о том, куда пропали многие его одноклассники и друзья, о массовых расстрелах, голоде, публичных казнях и мародерстве. Годы спустя все те истории стали документальными карандашными рисунками Владимира Губенко. В 70 лет он начал рисовать карандашом, чтобы сохранить воспоминания. За несколько лет Владимир Николаевич нарисовал более 300 изображений Бреста 40−50 годов. Часть из них посвящена Брестскому гетто.
Как свидетельствуют некоторые источники, в 1942 году евреям узникам был назначен «чудовищный рацион» — 150 г хлеба в день. Эту информацию опровергает один из немногих узников, которым удалось спастись, Роман Левин. О голоде он написал в своей книге «Мальчик из гетто»: «Все проблемы сводились к необходимости прокормиться. Никакого хлеба никто не выдавал. Я не помню, чтобы были карточки. Да, была пекарня. Что-то, вероятно, выпекалось и продавалось на базарчике по соседству. И еще печи в пекарне использовались, чтобы готовить субботний чолнт — из запеченного картофеля. Совершенно изведенный голодом, я отправлялся к маме на работу. Я видел ее в косынке, всю в грязи и пыли, и едва сдерживался, чтобы не сказать: „Мамочка, я страшно хочу есть! Я погибаю, как мне хочется есть!“ Но мне стыдно было это сказать маме, ей неоткуда было взять еду. И я прятал голодные глаза. А она понимала и говорила: „Ну что ты пришел? Я скоро вернусь, мы что-нибудь придумаем“».
«Схваченных после зачистки гетто евреев собирали на улице Островского, откуда гнали на место расстрела через улицу Советскую в дом с большой аркой. Этот дом сохранился и в послевоенное время. Все узники проходили под этой аркой, заканчивая свой путь в расстрельной яме во дворе этого дома».
В январе 2019 года при рытье котлована под элитный жилой комплекс на углу Куйбышева и Машерова в Бресте строители обнаружили массовое захоронение — останки более 1200 человек. По согласованию с представителями городских иудейских общин, все останки были перезахоронены.
По воспоминаниям Брестского художника, местные сочувствовали и по возможности помогали узникам, хоть и было это тяжело — старались помогать им продуктами, деньгами или вещами. В городе, где каралось рукопожатие с представителями еврейского населения, это был серьезный риск. Смертельной опасности подвергались те, кто решался спрятать в своих домах жителей гетто, чтобы спасти их от расправы. По свидетельствам, спастись удалось лишь 19 узникам.
В Бресте было как минимум восемь семей, в годы войны спасших узников гетто: Григорьевы, Куриановичи, Будишевские, Нестеренко, Лабасюк, Стельмашук, Макаренко и Головченко. Члены их семей позднее были удостоены звания «Праведник народов мира».
Изучение нами таких трагических страниц истории, помогает сохранить память о погибших жителях и поддерживает действия нашего государства о сохранении исторического прошлого нашей Родины.
Мишук О.С., адвокат юридической консультации «Линия права»
